«Мастер и Маргарита» в постановке Йонаса Вайткуса
29 марта 2010 я посетил спектакль «Мастер и Маргарита» по роману Михаила Афанасьевича Булгакова в театре «Балтийский дом». Скажу честно, я был скептично настроен. Я скептично отношусь к экранизациям книг. К театральным постановкам по ним тоже. Книга дает вам возможность представить все самому. А когда к тексту прилагают зрение, может выйти так, что ваше видение событий не совпадет с видением режиссера. Каждый представляет себе своего Иешуа, Воланда, Мастера... У каждого своя Маргарита. А когда предлагают готовую — я начинаю чувствовать себя не так, будто меня принуждают или обкрадывают. Обычно да. Но не в этот раз.
Первые 15 минут я чувствовал себя неловко. Слишком оно все выглядело не так. Слишком странно. Я не мог сопоставить известных мне героев тем, кто находился на сцене. Но после 15 минут напряжение ушло. Мне кажется, это были необходимые 15 минут. Необходимые, потому что зритель к Булгакову относится совершенно особенно. И следовало объяснить зрителю, что режиссер не враг их любимой книге, что он ее уважает, что не за что волноваться. У Вайткуса получилось.
Спектакль длится 3 часа 20 минут. С одним антрактом. И все это время я едва успевал ловить и распознавать все знаки, которые посылал режиссер, литовец Йонас Вайткус. Его постановка, слава Богу, повторяет хронологию и сюжет книги. У него нет никаких «особых» сцен, вроде убийства прокуратором Банги в приступе безумства от головной боли. За это я безмерно благодарен режиссеру. Он сохранил все, как есть, но нашел совершенно удачные решения для сцен, которые непросто показать в театре. Взять, например, полет Маргариты. Если бы он заставил ее летать на веревках под синтетический звук ветра и хохот, я бы сильно расстроился. Но нет. Вайткус дает Маргарите песню. Совершенно оригинальную песню о ценности жизни, о смерти и страдании. Эта песня и есть ее полет. Это выглядело естественно и правильно. Замечательное решение. В постановке немало песен и стихов. И выглядят они гармонично сюжету.
Декорации интересные. Их мало. Совсем мало. Скамейки выполняют роль набережной, затем, собственно, скамеек. Наблюдать за их перевоплощением радостно. Когда Мастер идет по набережной, он опускается к воде, чтобы умыть лицо и немного выпить. Рядом со скамейкой стоит тазик с водой, который и есть река. В этот же тазик встанет ногами Бездомный и будет плыть. Я, вероятно, совсем не так много бывают в театре, но я был впечатлен такими простыми, но такими классными (извините за слово) решениями!
Образы героев почти нигде не шли вразрез с моими представлениями. Коровьев на все 100 такой. Бегемот хорош. Хотя по мне он мог бы быть и поплавнее. Больно резок для кота. Азазелло заставил меня задуматься. Таким я его не думал. Воланд интересен. Высокий, худой, в цилиндре. С крючковатым носом, беленым лицом и красными глазами. Мой Бог, какие у него движения! Как он ходит. Как говорит! Какие жесты рук и американские горки речи. Азазелло чисто внешне на него похож. Тоже высокий, тоже худой и тоже в цилиндре. Но характер именно как в книге. Кстати, Воланд в белом. Азазелло в черном. Гелла бесподобна. Она также стопроцентно совпала с моей Геллой. Остальные персонажи показаны на отлично. Это хорошая работа. А про Мастера и его Маргариту ничего не скажу намеренно. Ничего за исключением только одного момента. Шапочка. Мастер в этой постановке сначала носит черную шляпу с полями. В доме скорби ходит с непокрытой головой. А после снова в шляпе. Но нет. С этим я никак не могу согласиться. Это ведь шапочка, которую подарила Она. С кисточкой. С вышитой буквой «М». Ни за что и никогда он не расстался бы с этой шапочкой. Ее отсутствия я не понял. Ошейник на шее Пилата я понял, как символ его несвободы. Он так много может и тем ни менее не может сделать так, как просит сердце и душа. Он ограничен несмотря на всю свою власть. Этот ошейник как символ рабства духа. Эту параллель я могу понять. Но отсутствия шапочки... Только не это.
Кстати, мне бы хотелось видеть также и мотив дружбы Банги и Пилата. И сцену бала. И полет свиты в самом конце. Но этого нет. И если до последних мне ясно, что бал просто не вместить, а концовка отлично заменена монологом Воланда (весьма впечатляющим), то вот мотив дружбы я хотел бы видеть. И еще я хотел слышать слова о том, что любящих нельзя разлучать. А не услышал. Может, плохо слушал.
Иешуа, кстати, в постановке отсутствует вовсе. Это просто голос за кадром. Но! У режиссера есть один прекрасный ребус. На фоне все время висит полотно. На нем люди в разных позах образуют буквы латинского алфавита. Не так много времени алфавит виден полностью. Я обратил внимание, что в нем нет буквы «J». Я понял, что J — это Jesus. Да, его нет среди букв. Его нет на сцене. Но он все же есть. Только в нас. Его голос звучит в нас.
Обращу также внимание на то, что в постановке много вкраплений, как бы выразится точнее, пошлости. Характерные жесты, движения, намеки, звуки. Мне они казались совсем неуместными и непонятными. Но идея все же есть. Нужно вспомнить варьете. Воланд смотрел на москвичей в массе. На то, как они ведут себя. Как реагируют на соблазны. Здесь предлагается то же самое. Можно посмотреть на зрителей в массе. Как они станут реагировать. Как реагировал зал, в котором оказался я, рассказывать не стану. Возможно, вам повезет больше. А, возможно, я все это выдумал и понимать следовало как-то иначе.
Напоследок скажу, что имел место также экран, на который проецировалась, нет, не запись, на него проецировалось то, что происходило в глубине сцены. Можно было, например, видеть Воладна с увеличительным стеклом. Кажется, что такие вот технические вкрапления становятся постоянными для театра. Не думаю, что это плохо.
Словом, я ни разу и ни в чем не пожалел, что пошел. Моего Булгакова режиссер не покалечил, но дополнил. Вот только шапочка...
Ваш комментарий